1
Зачинается песня от древних затей,

От веселых пиров и обедов,
И от русых от кос, и от черных кудрей,

И от тех ли от ласковых дедов,
Что с потехой охотно мешали дела;
От их времени песня теперь повела,

От того ль старорусского краю,

А чем кончится песня — не знаю.

2
У Владимира Солнышка праздник идет,

Пированье идет, ликованье,
С молодицами гридни ведут хоровод,

Гуслей звон и кимвалов бряцанье;
Молодицы что светлые звезды горят
И под топот подошв и под песенный лад,

Изгибаяся, ходят красиво,

Молодцы выступают на диво.

3
Но Поток-богатырь всех других превзошел:

Взглянет — искрами словно обмечет;
Повернется направо — что сизый орел,

Повернется налево — что кречет;
Подвигается мерно и взад и вперед,
То притопнет ногою, то шапкой махнет,

То вдруг станет, тряхнувши кудрями,

Пожимает на месте плечами.

4
И дивится Владимир на стройную стать,

И дивится на светлое око:
«Никому, — говорит, — на Руси не плясать

Супротив молодого Потока!»
Но уж поздно, встает со княгинею князь,
На три стороны в пояс гостям поклонясь,

Всем желает довольным остаться —

Это значит: пора расставаться.

5
И с поклонами гости уходят домой,

И Владимир княгиню уводит,
Лишь один остается Поток молодой,

Подбочася, по-прежнему ходит,
То притопнет ногою, то шапкой махнет,
Не заметил он, как отошел хоровод,

Не слыхал он Владимира ласку,

Продолжает по-прежнему пляску.

6
Вот уж месяц из-за лесу кажет рога,

И туманом подернулись балки,
Вот и в ступе поехала баба-яга,

И в Днепре заплескались русалки;
В Заднепровье послышался лешего вой,
По конюшням дозором пошел домовой,

На трубе ведьма пологом машет,

А Поток себе пляшет да пляшет.

7
Сквозь царьградские окна в хоромную сень

Смотрят светлые звезды, дивяся,
Как по белым стенам богатырская тень

Ходит взад и вперед, подбочася.
Перед самой зарей утомился Поток,
Под собой уже резвых не чувствует ног,

На мостницы как сноп упадает,

На полтысячи лет засыпает.

8
Много снов ему снится в полтысячи лет:

Видит славные схватки и сечи,
Красных девиц внимает радушный привет

И с боярами судит на вече;
Или видит Владимира вежливый двор,
За ковшами веселый идет разговор,

Иль на ловле со князем гуторит,

Иль в совете настойчиво спорит.

9
Пробудился Поток на Москве на реке,

Пред собой видит терем дубовый,
Под узорным окном, в закутном цветнике,

Распускается розан махровый.
Полюбился Потоку красивый цветок,
И понюхать его норовится Поток,

Как в окне показалась царевна,

На Потока накинулась гневно:

10
«Шеромыжник, болван, неученый холоп!

Чтоб тебя в турий рог искривило!
Поросенок, теленок, свинья, эфиоп,

Чертов сын, неумытое рыло!
Кабы только не этот мой девичий стыд,
Что иного словца мне сказать не велит,

Я тебя, прощелыгу, нахала,

И не так бы еще обругала!»

11
Испугался Поток, не на шутку струхнул:

«Поскорей унести бы мне ноги!»
Вдруг гремят тулумбасы; идет караул,

Гонит палками встречных с дороги;
Едет царь на коне, в зипуне из парчи,
А кругом с топорами идет палачи —

Его милость сбираются тешить,

Там кого-то рубить или вешать.

12
И во гневе за меч ухватиляс Поток:

«Что за хан на Руси своеволит?»
Но вдруг слышит слова: «То земной едет бог,

То отец наш казнить нас изволит!»
И на улице, сколько там было толпы, —
Воеводы, бояре, монахи, попы,

Мужики, старики и старухи, —

Все пред ним повалились на брюхи.

13
Удивляется притче Поток молодой:

«Если князь он иль царь напоследок,
Что ж метут они землю пред ним бородой?

Мы честили князей, но не эдак!
Да и полно, уж вправду ли я на Руси?
От земного нас бога господь упаси!

Нам Писанием велено строго

Признавать лишь небесного Бога!»

14
И пытает у встречного он молодца:

«Где здесь, дядя, сбирается вече?»
Но на том от испугу не видно лица:

«Чур меня, — говорит, — человече!»
И пустился бежать от Потока бегом,
У того ж голова заходила кругом,

Он на землю как сноп упадает,

Лет на триста еще засыпает.

15
Пробудился Поток на другой на реке,

На какой? — не припомнит преданье;
Погуляв себе взад и вперед в холодке,

Входит он во просторное зданье;
Видит: судьи сидят, и торжественно тут
Над преступником гласный свершается суд.

Несомненны и тяжки улики,

Преступленья ж довольно велики:

16
Он отца отравил, пару теток убил,

Взял подлогом чужое именье
Да двух братьев и трех дочерей задушил, —

Ожидают присяжных решенья.
И присяжные входят с довольным лицом:
«Хоть убил, — говорят, — не виновен ни в чем!»

Тут платками им слева и справа

Машут барышни с криками: браво!

17
И промолвил Поток: «Со присяжными суд

Был обычен и нашему миру,
Но когда бы такой подвернулся нам шут,

В триста кун заплатил бы он виру!»
А соседи, косясь на него, говорят:
«Вишь, какой затесался сюда ретроград!

Отсталой он, то видно по платью,

Притеснять хочет меньшую братью!»

18
Но Поток из их слов ничего не поймет,

И в другое он здание входит;
Там какой-то аптекарь, не то патриот,

Пред толпою ученье проводит:
Что, мол, нету души, а одна только плоть
И что если и впрямь существует господь,

То он только есть вид кислорода,

Вся же суть в безначалье народа.

19
И, увидея Потока, к нему свысока

Патриот обратился сурово:
«Говори, уважаешь ли ты мужика?»

Но Поток вопрошает: «Какого?»
«Мужика вообще, что смиреньем велик!»
Но Поток говорит: «Есть мужик и мужик:

Если он не пропьет урожаю,

Я тогда мужика уважаю!»

20
«Феодал! — закричал на него патриот. —

Знай, что только в народе спасенье!»
Но Поток говорит: «Я ведь тоже народ,

Так за что ж для меня исключенье?»
Но к нему патриот: «Ты народ, да не тот!
Править Русью призван только черный народ!

То по старой системе всяк равен,

А по нашей лишь он полноправен!»

21
Тут все подняли крик, словно дернул их бес,

Угрожают Потоку бедою.
Слышно: почва, гуманность, коммуна, прогресс

И что кто-то заеден средою.
Меж собой вперерыв, наподобье галчат,
Все об общем каком-то о деле кричат,

И Потока с язвительным тоном

Называют остзейским бароном.

22
И подумал Поток: «Уж, господь борони,

Не проснулся ли я слишком рано?
Ведь вчера еще, лежа на брюхе, они

Обожали московского хана,
А сегодня велят мужика обожать.
Мне сдается, такая потребность лежать

То пред тем, то пред этим на брюхе,

На вчерашнем основана духе!»

23
В третий входит он дом — и объял его страх:

Видит, в длинной палате вонючей,
Все острижены вкруг, в сюртуках и очках,

Собралися красавицы кучей.
Про какие-то женские споря права,
Совершают они, засуча рукава,

Пресловутое общее дело:

Потрошат чье-то мертвое тело.

24
Ужаснулся Поток, от красавиц бежит,

А они восклицают ехидно:
«Ах, какой он пошляк! Ах, как он неразвит!

Современности вовсе не видно!»
Но Поток говорит, очутясь на дворе:
«То ж бывало у нас и на Лысой горе,

Только ведьмы хоть голы и босы,

Но, по крайности, есть у них косы!»

25
И что видеть и слышать ему довелось:

И тот суд, и о боге ученье,
И в сиянье мужик, и девицы без кос —

Всё приводит его к заключенью:
«Много разных бывает на свете чудес!
Я не знаю, что значит какой-то прогресс,

Но до здравого русского веча

Вам еще, государи, далече!»

26
И так сделалось гадко и тошно ему,

Что он наземь как сноп упадает
И под слово прогресс, как в чаду и дыму,

Лет на двести еще засыпает.
Пробужденья его мы теперь подождем,
Что, проснувшись, увидит, о том и споем,

А покудова он не проспится,

Наудачу нам петь не годится.