«Сладко мне твоей сестрою,

Милый рыцарь, быть;
Но любовию иною

Не могу любить:
При разлуке, при свиданье

Сердце в тишине —
И любви твоей страданье

Непонятно мне».

Он глядит с немой печалью —

Участь решена:
Руку сжал ей; крепкой сталью

Грудь обложена;
Звонкий рог созвал дружину;

Все уж на конях;
И помчались в Палестину,

Крест на раменах.

Уж в толпе врагов сверкают

Грозно шлемы их;
Уж отвагой изумляют

Чуждых и своих.
Тогенбург лишь выйдет к бою —

Сарацин бежит...
Но душа в нем всё тоскою

Прежнею болит.

Год прошел без утоленья...

Нет уж сил страдать;
Не найти ему забвенья —

И покинул рать.
Зрит корабль — шумят ветрилы,

Бьет в корму волна —
Сел и поплыл в край тот милый,

Где цветет она.

Но стучится к ней напрасно

В двери пилигрим;
Ах, они с молвой ужасной

Отперлись пред ним:
«Узы вечного обета

Приняла она;
И, погибшая для света,

Богу отдана».

Пышны праотцев палаты

Бросить он спешит;
Навсегда покинул латы;

Конь навек забыт;
Власяной покрыт одеждой

Инок в цвете лет,
Не украшенный надеждой

Он оставил свет.

И в убогой келье скрылся

Близ долины той,
Где меж темных лип светился

Монастырь святой:
Там — сияло ль утро ясно,

Вечер ли темнел —
В ожиданьи, с мукой страстной,

Он один сидел.

И душе его унылой

Счастье там одно:
Дожидаться, чтоб у милой

Стукнуло окно,
Чтоб прекрасная явилась,

Чтоб от вышины
В тихий дол лицом склонилась,

Ангел тишины.

И, дождавшися, на ложе

Простирался он;
И надежда: завтра то же!

Услаждала сон.
Время годы уводило...

Для него ж одно:
Ждать, как ждал он, чтоб у милой

Стукнуло окно;

Чтоб прекрасная явилась;

Чтоб от вышины
В тихий дол лицом склонилась,

Ангел тишины.
Раз — туманно утро было —

Мертв он там сидел,
Бледен ликом, и уныло

На окно глядел.