Уронит ли ветер

в ладони сережку ольховую,
начнет ли кукушка

сквозь крик поездов куковать,
задумаюсь вновь,

и, как нанятый, жизнь истолковываю
и вновь прихожу

к невозможности истолковать.
Себя низвести

до пылиночки в звездной туманности,
конечно, старо,

но поддельных величий умней,
и нет униженья

в осознанной собственной малости -
величие жизни

печально осознанно в ней.
Сережка ольховая,

легкая, будто пуховая,
но сдунешь ее -

все окажется в мире не так,
а, видимо, жизнь

не такая уж вещь пустяковая,
когда в ней ничто

не похоже на просто пустяк.
Сережка ольховая

выше любого пророчества.
Тот станет другим,

кто тихонько ее разломил.
Пусть нам не дано

изменить все немедля, как хочется,-
когда изменяемся мы,

изменяется мир.
И мы переходим

в какое-то новое качество
и вдаль отплываем

к неведомой новой земле,
и не замечаем,

что начали странно покачиваться
на новой воде

и совсем на другом корабле.
Когда возникает

беззвездное чувство отчаленности
от тех берегов,

где рассветы с надеждой встречал,
мой милый товарищ,

ей-богу, не надо отчаиваться -
поверь в неизвестный,

пугающе черный причал.
Не страшно вблизи

то, что часто пугает нас издали.
Там тоже глаза, голоса,

огоньки сигарет.
Немножко обвыкнешь,

и скрип этой призрачной пристани
расскажет тебе,

что единственной пристани нет.
Яснеет душа,

переменами неозлобимая.
Друзей, не понявших

и даже предавших,- прости.
Прости и пойми,

если даже разлюбит любимая,
сережкой ольховой

с ладони ее отпусти.
И пристани новой не верь,

если станет прилипчивой.
Призванье твое -

беспричальная дальняя даль.
С шурупов сорвись,

если станешь привычно привинченный,
и снова отчаль

и плыви по другую печаль.
Пускай говорят:

«Ну когда он и впрямь образумится!»
А ты не волнуйся -

всех сразу нельзя ублажить.
Презренный резон:

«Все уляжется, все образуется...»
Когда образуется все -

то и незачем жить.
И необъяснимое -

это совсем не бессмыслица.
Все переоценки

нимало смущать не должны,-
ведь жизни цена

не понизится

и не повысится -
она неизменна тому,

чему нету цены.
С чего это я?

Да с того, что одна бестолковая
кукушка-болтушка

мне долгую жизнь ворожит.
С чего это я?

Да с того, что сережка ольховая
лежит на ладони и,

словно живая,

дрожит...