Был день суда и осужденья —
Тот роковой, бесповоротный день,

Когда для вящего паденья
На высшую вознесся он ступень,—

И, божьим промыслом тенимый
И загнанный на эту высоту,

Своей ногой непогрешимой
В бездонную шагнул он пустоту,—

Когда, чужим страстям послушный,
Игралище и жертва темных сил,

Так богохульно-добродушно
Он божеством себя провозгласил...

О новом бого-человеке
Вдруг притча создалась — и в мир вошла,

И святотатственной опеке
Христова церковь предана была.

О, сколько смуты и волнений
С тех пор воздвиг непогрешимый тот,

И как под бурей этих прений
Кощунство зреет и соблазн растет.

В испуге ищут правду божью,
Очнувшись вдруг, все эти племена,

И как тысячелетней ложью
Она для них вконец отравлена.

И одолеть она не в силах
Отравы той, что в жилах их течет,

В их самых сокровенных жилах,
И долго будет течь — и где исход?

. . . . . . . . . . . . . . . . .

Но нет, как ни борись упрямо,
Уступит ложь, рассеется мечта,

И ватиканский далай-лама
Не призван быть наместником Христа.