Тень в зеркале кривится —
какая-то
рожа взъерошенная
пялится:

И зачем я вам нужен такой холодный,
мягкий?
вам бы подавай что-то эдакое,
горячее,
нахалистое,

Той — нежный,
Этой — резкий,
для вас — неуместный,
а мне, знаете ли, здесь
тоже в одинокой кабинке
бывает тесно.

Глаза уже кровью налиты
и злобой гасятся.
Ещё час.
Два. Три.
День. Дома, лежу
в пижаме,
тебя нету —
Отлично!
Внутри
разочарование —
двуличная.

Вот, вы говорите: что ты как маленький?
и все у вас так просто.
А мне, может быть, нравится маяться,
в любви оставаться подростком.

Выбежал —
вприпрыжку топаю,
обходя тротуары,
огибая прохожих,
припадочно радостный,
напевая под носом
что-то —
тоже мне
сэр Ланселот, блин…

Так легко тебе — «все уже кончено,
ничего и не было» —
с улыбкой колкой — конечно.
Короче,
в эти белые ночи
я буду бешенный!
Иди н…й, конченная.

Мне то что?
Я такой.
Ты не такая — лучше.
Я огонь —
множу.
Ты — тушишь.

А внутри. За спокойствием.
Сыпится!
Сыпится!

Ну — смотри! — что ли,
как могло быть,
как мечталось —
«Давай убежим?»,
«Давай!» — убежали.
На Башне
стоим
с букетами.
Осень.
Франция.
В краски одетые.
Желтый — Белый!
Не сбылось. Не сдалось.
Да и, зачем тебе…

я бы рвал за тебя, до покойного!
до победного,

а сам,
в Чёрный одетый,
иду
весь неказистый, нелепый,
резкой походкой,
и руки засучив в карманы,
и шею за шиворот длинную, толстую,
скукожив как страус,
все никак не пойму:
любовь — есть она
или нету?