I. КАИН:
Здесь нет людей, здесь только дикие звери, и скалы, и острые выступы скал.

Здесь нет людей, повсюду чёрный смрад,
За мной через прицел три всадника следят;
Смиренно ждут, когда я оступлюсь, увы,
Они ещё не понимают, что мертвы.
И нет раскаяния во мне, и нету мне прощенья,
Я от рождения не знаю пораженья.

Во мне много такого, что лучше не видеть, ни знать,
Самое жуткое слово не сможет меня описать.
Утром обычно мрачен, немногословен днём,
Меня воспитали Апачи яростным, жгучим огнём.

Кто-то твердит, что я грубый,
Кто-то – излишне жесток;
В моем револьвере две пули:
Одна из них смотрит в висок.
Бесчинство, насилие, злоба
Вся эта мерзость во мне,
Я зарываюсь по горло,
Прячась от смерти в земле.

Ночью не сплю в дозоре. Я никогда не сплю,
Я прославляю горе, мрачного утра весну.
Отдайте меня трибуналам, сожгите в русской печи,
Бросьте меня на съеденье пираньям гайанской реки.
Во мне много такого, что лучше не видеть, ни знать,
Нету такого слова, каким меня можно назвать.

Тут нет имён, размыты лица,
Не вспомнить прожитого дня,
Тут застрелить иль застрелиться –
Один лишь выбор у меня.
Тут суть моя приют искала,
Чтоб взор людской не привлекать,
Судьбы пунктир предначертала
Ветхозаветная печать.

И вопль, и смех, пробит доспех,
Моё тело влачит больная кобыла.
Я отвечу один за всех,
Спину режет мёрзлая глина.
Не осталось живых вокруг,
Все лежат под снегом белея,
Нету страшнее зверя меня теперь,
Нету меня злее!

Слышите стоны плена?
Слышите стуки во сне?
Слышите запах тлена?
Вся эта грязь во мне.

На руках кровь. Я корыстный и злой,
На груди крест. Я пёс голодный, цепной.
На щеках соль, холод и боль,
вся эта боль во мне.
Чтобы вы жили на свете,
я должен жить на войне.


II. АВЕЛЬ:
Я всё равно светить вам буду,
и только страшно мне остыть.

Во мне много такого, что даже не описать,
Я не скажу ни слова, я просто боюсь опоздать.
Снова пишу без смысла, ничтожный абсурдов гений,
Снов раскрываю письма, тексты из точек зрений.

Ни кофя не пью, ни абсентов,
Не трачу время по ветру,
Привычно вбивая акценты
В сознанье по миллиметру.
Не ношу я костюмов от Гуччи,
Штанов не ношу от Версачей;
Я не хотел быть ковбоем,
Но так и не стал Апачем.

Во мне много такого, что сразу не рассмотреть,
Спрятанное между слогом, впаянное Право в медь.
Ступайте за мной вы, не споря, разбейте паучью банку,
И я раздвину вам море пластиком от Сбербанка.

Воздвигнем великие храмы, построим высотные башни,
Всем овцам пастух безликий, жнецам – без края пашни;
Нищим – шарфы из шерсти, богатым – землю и плуги,
Каждому честь по чести, каждому по заслугам.

Когда океаны иссохнут и Солнце пылать устанет,
Когда все мосты рухнут и небо ртутью затянет,
Когда рассыплется пылью последний дворец из нефрита,
Тогда я приду к вам с победой, отчаяньем брата омытый.
И я покажу вам свободу! И я принесу вам надежду!
Чтоб помнили все народы, что больше не будет как прежде.
И мы остановим все войны, смело вражду сметая
Волей и жаждой жизни новую жизнь обретая.

Истины луч коснётся и с глаз потечёт акрил,
Жидкой, расплавленной лавой залью я пасти могил.
Ливнем любовь разольётся,
всё это чувство во мне,
Чтобы вы жили при свете,
мне надо жить при луне.


III. ЕВА:
Дым будущих сожжений, как память о потерянной вечности,
в облачных переливах, в водных перекатах, в густой сумеречной хмари.

Во мне столько радости и нежной теплоты,
Хочу уйти подальше от невзгод.
Смахнуть как крошки со стола остатки суеты
И влиться в дни озорных хоровод.

Лежу я на мокром асфальте, рана в груди зияет,
Сердце моё не щемит, сердце во мне молчит.
Дитя своё не увидеть мне впредь – сердце моё рыдает,
Рвётся наружу душа, дробью в ушах стучит.

Недавно совсем танцевала,
Но жизнь развернуло в обрыв.
К дочери я бежала,
Слепо себя позабыв.

Красный свет! гори ясно яблоко красно.
Возврата нет, ты уйдёшь навсегда. Всё напрасно.

Выскочила на дорогу, ветер сорвал палантин
И как юла завертелась вихрем в потоке машин.

Визг тормозов – шипенье змея,
Удар внезапный уносит далеко.
Чёрным бархатом стелется дым цепенея
И более уже не важно ничего.

Ничего не страшно, когда не важно,
Ничего не видно, когда очевидно,
Ничего не значит порядок страниц;
Ничего не знаешь, что там за пределом,
И вот твоё тело обводят мелом,
Обозначая контур границ.

Во мне столько разного, всего и не перечесть,
В слякоти следами лисьими,
Медленно кружусь я с листьями,
По небу плыву на пёрышках, в воздухе их не счесть.

Дайте минуту проститься,
Всё бы сейчас отдала, за эту улыбку, глаза.
Лишь одного прошу:
Только мгновенью продлиться.
Но время неумолимо, время – слезы бирюза.

Во мне есть лёгкость и покой.
Я – эхо гор, волны прибой.

Сердце уж не стучится,
Сердце молитвой сочится,
вся эта скорбь со мной.
Чтобы вернуться к истоку,
мне надо стать рекой.


IV. ИСХОД:
Покажи мне своё сердце, я научу его дышать.

Спешит человек по прошитой прямой,
Стежок за стежком, по мостовой;
Петляет, кривляет, зигзагом виляет,
Проходит фонтан и вечный огонь,
По скверу, возле пекарни,
У храма близ сквера, по парку бегом,
Пешком у пивоварни.
Мимо гордых и бродяг, мимо брошенных собак,
Мимо чуда, мимо чёрта, мимо, где толпа зевак.
В перекрестии двух дорог Авель замер...

В глаза ему заглянула женщина издалека,
Будто царапнула лезвием тонкое веко цветка.
Выскочила на дорогу, ветер сорвал палантин
И как волчок завертелась Ева в потоке машин.

Сердце еле стучится –
Сердце хочет проститься.

Авель вздрогнул, превозмог,
К ней понёсся со всех ног;
Спохватился, наклонился, на часы свои взглянул,
И на этом удалился.

Он поспешил к благой, великой цели,
К иной, что так туманит все умы.
Ту цель, что купят и оценят
И за неё не стыдно петь псалмы.

Ушёл невинно, оставив одну
Женщину
У самого основания Мира.
Бросил
Как переломанную шквальным ветром ольху
В синее пламя сапфира.

От добра добра не ищут,
Не смолчать, не упрекнуть,
Каждый сам по свету рыщет,
Сам решает, где свернуть.
Каждый сам себе хозяин,
Сам судья и лиходей,
Я б тебе верёвку кинул,
Только ты висишь на ней.

По перекрёстку, с другой стороны, брёл Каин безнадёжно угрюмый,
Смотрел он под ноги упрямо себе, о чем-то в молчании думал.
Терзаемый скальпелем памяти, презреньем себя заклеймив,
Прочь удалялся, угасая во мгле, радость на муки сменив.
Увидел он Еву, причитавших людей, и алую кровь на одежде,
Вспорхнула ввысь стайка рябых голубей и материнской надежды.
Почуял он смерть, и стужу в груди, и бездыханное сердце.
Я проклятый зверь, я – дракон! Ну и пусть!
От углей моих можно согреться!

Он обнял её холодевшее тело
Без слов, без эмоций, без дрожи.
Спасительной силой окутав
И верой –
Спасительной кожей.

* * *

На белоснежных простынях среди больничных стен,
Лежат два человека неподвижно.
Та женщина, что ожидала перемен
И тот мужчина, что не стремился к жизни пышной.

Она очнулась и заплакала стыдясь,
Каин улыбался.
В груди открыта дверца.
Она была с живым, горячим сердцем,
А он был мёртв, от сердца разорясь.

Ниже лжи и ниже льда,
Ниже дна Земли ядра,
Ниже мыслей, грязных слов,
Ниже денежных оков.
Не дожив, не долюбив,
Не поверив, не простив;
Ближе смерти, глубже зла,
Липче нефти жизнь моя.

В нём было столько прошлого, что проще и не бывать,
Отца заменил ветер, стала землёю мать.
Скитался он век от века,
А ныне – под слоем дóсок.
Имя ему – Сын человека – посмертный вам отголосок.

Пожертвовав собой, он чудо сотворил,
Тяжела его душа, что тянула в ил.
И вознёсся в небеса мерцающей стрелой,
Времени нашего оправданный изгой.

Снова стою на посту,
С погоста доносятся склоки,
Я захожу в пустоту:
В одиночестве своём одинокий.

Мыс обелиска с твёрдой остротой смотрит в небо,
Женщина с девочкой стоят у ограды, за ручки держась.
Дождевая вода стекает за ограду как-то нелепо.
Они не разговаривают, они молчат...



"И сказал ему Господь: за то всякому,
кто убьет Каина, отмстится всемеро.
И сделал Господь Каину знамение,
чтобы никто, встретившись с ним,
не убил его". (Бытие 4:15)