О, скорбный Валтасар, я твой ночной пророк,
Читающий клинопись на глиняных скрижалях.
Я жёг Евангелие, как пепел городов,
Но прах врезался в кости, проклятием на душе.

Я слышал в Вавилоне плач пророков злых,
Я видел, как в Содоме гасли чёрные лампады.
Я, новый Иуда, что продал не Христа,
А гулкие молельни за капли благодати.

О Боже, ты ведь знаешь: мой язык — кинжал,
Заточенный об рёбра старцев в рясе алой.
Я пел тебе осанну, пока алтарь дрожал,
Но в ризах оставались пятна крови талой.

Ты знаешь, что ненависть острее всех мечей?
Что проповедь — как петля на горле у поэта?
Но я пишу псалмы, что тянутся к свечам,
И тают, как елей на сломанных заветах.

Я слышал звонкие шаги во тьме,
Как будто Бог спускался в катакомбы.
Но было пусто. Вот только в глубине ,
Гнило распятие в позолоте.

Я думал: вот придёшь— и я паду,
Как тень под своды выжженных притворов.
Но шли столетья, истлевая в прах,
А я стоял — и ждал среди развалин.

Мне говорили: «Жди, Он был и есть,
В Писаньях старых, в скорби мирозданья».
Но я искал Тебя в огне костров,
В глазах святых, что пеплом стали.

Я заглушал дыхание в ночи,
Но каждый шёпот на престоле гаснул.
И если кто-то ждал меня в ответ —
Он ждал молчащим, глухим, и не согласным.

Ты видел жертвы? Видел их колени?
Как соль врастала в раны до костей?
Ты видел слёзы — вязкие, как вера?
Я видел. Но не видел глаз в ответ.

Так я пишу псалмы, что пахнут гарью,
И рвутся, как завесы в ветре храмов.
Я пастырь. Я хотел гореть, как свечи.
Но вместо света видно только копоть.

Ты слышишь, Господи? Звенят клинки столетий,
Стекает воск на сломанный престол.
Мой голос — тень под сводами пророчеств,
Что канут в прах, как уже ненужный Кедр.

Но я слагаю гимн без искупленья,
Без лика, без греха и без молитв.
Он будет холоден, как сталь для венценосцев,
Как глаз слепца, что видел Рай в крови.

Я брошу книгу в недра катакомб,
Чтоб время съело высохшие буквы,
А с ними — все, что пряталось в ответах,
Которые так долго я искал.

И если тьма предстанет мне во снах,
Пусть не будет мне спасения.
Я пастырь — но мои псалмы без крови,
И в пепле я не слышу Божий глас.