Та самая пришла пора, когда природа,
давно все краски лета растеряв,
свинцом стирала дали небосвода,
все кроме серого, цвета у них отняв.

Набухли тучи темным покрывалом,
и дня и ночи растворяя грань.
Терзался лес под моросящим шквалом,
листвы умершей, отдавая дань.

Стволы деревьев в сонме веток голых,
сливались в темный, сумрачный предел.
Неся печать зимы шагов тяжелых,
влачила осень темный свой удел.

И в эту вот, пору тоски и страхов,
в лесу послышался повозки конной шум.
Кнута щелчки рождались тенью взмахов,
встревожен был возница и угрюм.

Гнал экипаж дорогой непролазной,
в упряжке парой добрых лошадей.
Тянулся лес стеной однообразной,
в осенней хмари, став еще темней.

Он ехал так, уже какой день кряду,
ночами черными ища жилища кров.
Почтовой службы исполнял наряды,
в лесном краю, что страшен и суров.

В деревне старой ночью встал постоем,
но о которой раньше не слыхал.
Душа согрелась временным покоем,
он лошадей пристроил и спокойно спал.

С утра запряг и вновь один помчался,
дорогой старой, что хозяин подсказал.
День серый и холодный зарождался,
когда приют свой теплый покидал.

И вот теперь в безликой мокрой чаще,
он пробирался в старой колее.
Росла тревога о дороге предстоящей.
Как уложить ее в коротком светлом дне?

Ведь этих мест он никогда не видел,
но удаленность их невольно осознал.
Ночевку новую в деревне он предвидел,
куда прибыть он к ночи так мечтал.

Достигнул день полуденного время.
Окрестный лес сгустился в серой мгле.
Холодный дождь ослабил свое бремя,
оставив мир в предзимней тишине.

Набухший и сырой небесный полог,
туч низких черный профиль начертил.
Вдруг неба чистого мелькнул осколок,
и первый снег на землю повалил.

Валил стеной увесистых снежинок,
не таявших в дорожной колее.
Зима вступила в первый поединок,
все скрылось в их холодной толчее.

Возница шляпу снял и глянул в небо,
снежинок рой губами он ловил.
Каким бы его путь тяжелым не был,
он лошадей своих совсем остановил.

Приход зимы был радостным сигналом,
он изгонял из леса черный цвет.
Закроет снег все белым покрывалом,
даря природе долгожданный свет.

Он улыбнулся, глядя как снежинки,
белили крупы черных лошадей.
Взмахнул кнутом, не выдержав заминки,
и дальше двинулся на поиски людей.

Морозец легкий все сковал цепями,
грязь колеи, сжимая в твердый ком.
Ложился снег пушистыми слоями,
дохнув на землю тихим зимним сном.

Катить по лесу явно стало проще,
колес, не вязнущих взирая быстрый бег.
Разгоряченных лошадей доверив мощи,
вес экипажа взявшего разбег.

А первый снег все шел без остановки,
окрасив мир в неяркий белый цвет.
И мысль о близости лесной ночевки,
предстала главной среди прочих бед.

Он гнал вперед по мерзнущей дороге,
стараясь сильно лошадей не бить.
Нуждался он в их доблестной подмоге,
хотел им к ночи силы сохранить.

Вдруг полог леса мрачный расступился,
впустив простор в гнетущий свой пейзаж.
Возница припустил коней и оживился,
к полям некошеным, направив экипаж.

На сердце как-то сразу легче стало,
когда исчез давивший душу лес.
И даже солнце кратко заиграло,
пробив завесу сумрачных небес.

Его лучи в снежинках засверкали,
когда лесной он полог покидал.
Лишь на мгновенье заискрились дали.
как появился солнца блик, так и пропал.

Деревни мертвой страшную картину
узрел среди заснеженных холмов.
Разверзло небо снежную лавину,
на черный лик обугленных дворов.

Домов бревенчатых горелые остатки,
провалы крыш и стен, гниющих ряд.
Огонь коварный в первозданной схватке,
свершил здесь свой уродливый обряд.

Оживший было взгляд, погас досадой.
Здесь нет людей. Их нет уже давно.
Приют людской не стал ему наградой,
гнать снежной ночью видно суждено.

Свой экипаж поставил у развалин,
хранивших память праведных времен.
И хоть их вид был скорбен и печален,
но лошадьми заняться был обязан он.

С того и начал, время сохраняя.
Набрал воды, найдя колодца сруб.
О бренной жизни грустно размышляя,
держал ведро у лошадиных губ.

Как мог, набрал непрелого им сена,
разворошив черневший старый стог.
Он тоже нес печать огня и тлена,
как символ прежних страхов и тревог.

Что приключилось в жизни повседневной,
уклад людской, навек повергнув в прах?
Что привело их к участи плачевной,
расплатой став, в каких таких грехах?

Ведь здесь как будто время обнажило,
чужих несчастий проклятую суть.
Смятение странное всю душу охватило,
его, толкая вновь пуститься в путь.

Вдруг тишины прервав оцепенение,
он обернулся быстро и взглянул назад.
Опасность ощутил в одно мгновение,
почувствовав спиною чей-то взгляд.

Но не увидел никаких живых созданий,
лишь только снег, трава и чернь кустов.
И вроде не было тревожных оснований,
но он к опасности невольно стал готов.

Стряхнув с себя дурное наваждение,
он лошадьми своими занялся опять.
Они дрожали в странном напряжении,
храпя, и экипаж, толкая вспять.

Их успокоил нежно добрыми словами.
Покрыл попоной и смахнул весь снег.
Они притихли обе, лишь пряли ушами.
Дарил спокойствие им близкий человек.

И сам решил передохнуть немного,
поесть слегка и осмотреть окрест.
А дальше двинуться опять в дорогу,
подальше от таких недобрых мест.

Припасы выставил он на своем сидении,
достал оружие и положил все в ряд.
Еще полдня в его распоряжении,
а дальше снег и ночь дорогу поглотят.

Задумавшись о трудностях движенья,
коснулся взглядом спаренных стволов.
Двумя пистолями имел владенье,
к превратностям дороги был готов.

Припомнилось,что утром на постое,
седой старик пустивший отдохнуть,
радушие свое выказывал простое -
помог с упряжкой,отправляя в путь.

И вот тогда к отъезду собираясь,
он удивленный взгляд хозяина поймал.
Ведь перед выходом в дорогу одеваясь,
два пистолета он в руках держал.

За пояс их заткнув в одно движенье,
с улыбкой он руками лишь развел.
Мол, раз судьбу решает провиденье,
помочь ему немного нужным счел.

Мол, всякое в дороге может статься,
опасен зверь и страшен человек.
Негоже мне там с жизнью расставаться.
Дожить хочу отпущенный мне век.

Хозяин дома понял все бессловно,
кивнул в ответ и с богом отпустил.
Смотрел вослед отечески любовно,
и в дальний путь рукой перекрестил.

Так вот сейчас смотря на их обводы,
в себе уверенности чувствовал прилив.
Казались мелкими дорожные невзгоды.
- “Все сложится, лишь буду терпелив”.

Пистоли в руки взял, заряд проверил.
Протер от капель, взвел и снял курки.
Он кроме них, еще в удачу верил,
доставить груз преградам вопреки.

И отдых, скромной трапезой закончив,
пустился снова в свой нелегкий путь.
И с мыслями тревожными покончив,
в дорогу выехал, с которой не свернуть.

С холма спустился колеею старой
печаль пожарища оставив за спиной.
И лихо правил отдохнувшей парой,
спешил жилье найти до тьмы ночной.

Вдруг снова в спину холодом дыхнула,
чужого взгляда странная напасть.
Волной тревожной душу захлестнула,
впустив внезапно в нее страха власть.

Привстал на козлах он и обернулся.
окинул взглядом брошенный удел.
И взгляд его с другим соприкоснулся.
Там волк стоял и на него смотрел.

Стоял посредь заснеженной дороги.
Их выследил и дальше пропустил.
В душе окрепли смутные тревоги,
а волк попятился и к лесу припустил.

В сердцах возница сплюнул от досады,
теперь не думай - просто жди беды.
Лишь дальше гнать, спасаясь от засады.
Пусть снег сокроет лошадей следы.

И он погнал взметая вихри снега.
Гнал отдохнувших резвых лошадей.
- “До темноты найти приют ночлега.
До темноты, увидеть бы людей”.

Поля опять сменились тусклым лесом.
Снег, тьму из чащи, светом разогнал.
Смыкались ветви сумрачным навесом
и человек убавив ход, уже не гнал.

Он успокоился от встречи неприятной,
поверил в то, что снег покрыл следы,
- “Проеду тихо в чаще необъятной.
Господь поможет. Спрячет от беды”.

Но день короткий вдруг пошел на убыль,
и даже белый цвет терял свои тона.
Возница тоже растерял былую удаль,
совсем немного оставалось до темна.

Досадную с часами дал промашку,
в дорожной тряске потерял их ход.
С обедом тоже дал себе поблажку,
к жилью не выехал и скоро ночь придет.

Снег прекратился, небо разъяснило,
стал ясно виден звездный небосвод.
И время темное незримо подступило,
и страшен был его немой приход.

Покрыла тьма все темным покрывалом,
колей дорожных обрывая нить.
Тащились лошади в усердии усталом,
привычкой движимы все тяготы сносить.

Взошла луна в своем обличии полном,
туманным светом, освещая путь.
Был снежный лес сиянием наполнен,
теней враждебных проявляя суть.

Жилья все не было, а ехал уж прилично.
По всем прикидкам должен был найти.
- “И ночь длинна и чаща безгранична.
Как в них приют и отдых обрести”?

- “Придется ночь мне коротать в дороге,
или в лесу глухом ночлегом встать.
Не спать совсем в сомненьях и тревоге,
полночным бдением всю душу измотать”,

- так думал он, катив дорогой снежной,
под яркой и всевидящей луной.
Сдавила мысль о схватке неизбежной,
когда услышал позади далекий вой.

Звучал вдали зловеще и враждебно.
- “Теперь беги, хоть ночи напролет.
Пройдут по следу, сколько им потребно,
потом свершат свой дьявольский налет”.

- “Ну, вот и все. Побег не получился.
Теперь оружию вверяю я всю власть”,
- он место выбрал, там остановился,
чтобы внезапно не смогли напасть.

Пистоли вытащил и взял двумя руками,
четыре пули, чтоб из них послать.
Как только, будет окружен волками,
преградой к лошадям придется встать.

И не пришлось томиться в ожидании,
теней движение во мраке различил.
Бывал он ранее в подобном испытании.
Был случай в прошлом. Жизни научил.

Была стремительна атака и жестока,
в убийстве быстром они знали толк.
Удар смертельный нанести с наскока,
попытку сделал самый первый волк.

На лошадь прыгнул в яростном порыве,
вцепился в горло и на ней повис.
Она заржала громко в жалобном надрыве,
и ноги подломив, склонилась вниз.

Второй не думая, метнулся на возницу.
Скакнул уверенно, на козлы заскочил.
Свалился вниз с простреленной глазницей,
ведь прямо в морду пулю получил.

Отброшен был обратно в волчью стаю.
Не пикнул даже, сразу был убит.
Смертельным счетом жизни забирая,
пистоля выстрел тем и знаменит.

Другие волки на него смотрели,
тоской и ненавистью их сочился взгляд.
Они ордой дикой ночью налетели,
теперь потери нес свирепый их отряд.

Так близко были, что не промахнуться,
уверен был в полете пуль своих.
И не давая волчьей стае развернуться,
он застрелил ближайшего из них.

Уткнулся зверь, сраженный быстрой пулей.
Взбрыкнул ногами, взвизгнул и затих.
Терял товарищей рычащий волчий улей,
бросая помыслы своих мечтаний злых.

Продлился бой короткие мгновенья,
возница понял, что его смогли отвлечь.
Ведь раздавая смерть в пылу сраженья,
не смог он в схватке лошадь уберечь.

Зверь первый из вниманья был упущен,
пока второй с возницей бой держал.
Был к лошадям на миг всего допущен.
Одну свалил на снег и горло пережал.

Его убил он выстрелом прицельным,
попал умело, лунный свет помог.
Но волчий выпад тоже был смертельным.
Ранений лошади, понятен был итог.

Стреляя в них, сорвал азарт погони.
Порыв кровавый опрокинул вспять.
Теперь все были у него как на ладони,
последней пулей мог их выбирать.

- “И кто из вас теперь здесь самый быстрый,
чтоб вновь помчаться по моим следам?
Вас четверо на мой последний выстрел.
И одному из вас сейчас за все воздам”.

Но волки вдруг нежданно отступили,
не дав прицелиться, все отошли назад.
И на него теперь все взоры обратили,
он видел их голодный жадный взгляд.

Один из них, стоявший в лунных бликах,
присел на снег и к звездам пасть задрал.
Была тоска в протяжных волчьих криках,
он жутким воем обо всем луне сказал.

Вложил в него весь ужас ночи темной,
тоской неведомой заполнил жуткий мрак.
Возница понял, что в охоте неуемной,
напасти новые готовит хитрый враг.

- “Ведь он сейчас на помощь вызывает,
кого-то из безбрежной тьмы ночной.
Не жажду знать, что это означает,
прерву сейчас сигнал призывный твой”.

Хоть страшно было выстрела лишаться.
Последнего - его бы сохранить.
Но должен был на что-то он решаться.
- “Даст бог, опять сумею зарядить”.

Он волка выцелил уверенной рукою,
и грохот выстрела услышать ожидал.
- “Сейчас тебя навек я упокою”!
Но страшный рев вдруг тишину порвал.

Пришел из мрака, долго отдаваясь.
Проникнул в душу из холодной тьмы.
Раздался снова, явно приближаясь.
Ему вторили эхом темные холмы.

На жуткий звук все волки обернулись,
потом забегали вокруг, поджав хвосты.
Скуля и скалясь, к снегу вдруг пригнулись,
в порыве рабском жалкой суеты.

А ужас липкий, вмиг сковавший душу,
рождал в сознании мыслей кутерьму.
- “Господь спасет. Не убоюсь. Не струшу”.
Он тоже обернулся и, взглянув во тьму.

Короткий рык раздался совсем рядом,
среди кустов, подсвеченных луной.
Она смотрела вниз холодным взглядом,
на застилавший лес обманчивый покой.

И тени смутные в ее лучах играли,
рождал их снег и тихий лунный свет.
Узреть приход врага ему не помешали,
ведь он увидел в них огромный силуэт.

Он указал глазам на темное создание,
ведь был чернее, всех лесных теней.
Сигналил рокот хриплого дыхания,
что там стоит страшнейший из зверей.

Его две лошади запутались в постромках,
лежа в крови, одна пыталась встать.
Забилась в ужасе и захрапела громко,
чтоб перед смертью на ногах предстать.

Вторая скалилась, испуганно заржала.
Вперед скакнула дико, сдвинув экипаж.
Но в конной паре упряжь удержала,
ее безумной скачки сдерживая раж.

От этой свалки, волки зарычали.
и морды скалили в своей привычке злой.
Кровавой помощи своих хозяев ждали,
каких призвали в темноте ночной.

А черный силуэт пришел в движение
и страшным ревом душу поразил.
И как кошмарных звуков отражение,
ответный рев, вдруг тишину пронзил.

Потом еще один раздался в темной чаще,
ответ чудовищ приходил со всех сторон.
Их адский голос под луной звучащий,
родил в душе дрожащий тихий стон.

- “Он не один! О господи помилуй!
Отродий несколько и все идут на зов”.
Придется сгинуть под луной постылой,
видать удел мой был всегда таков”.

Сошлись три твари в дьявольскую стаю,
он их увидел в зыбкой лунной мгле.
- “Сейчас я смерть, во всей красе познаю.
Страшней которой, нет на всей на земле”.

К нему уверенно и смело приближались,
на смерть заклав, его и лошадей.
А волки жалобно и раболепно сжались,
пуская в круг свой, призванных гостей.

Они безжалостно на жертв своих взирали,
глазами он поймал их жадный взгляд.
Лишь запах крови с яростью вдыхали.
Нахлынул ужас, что его сейчас съедят.

От страха даже разум пошатнулся,
ведь для него предел уже настал.
Когда один из них от снега оттолкнулся
и в полный рост на задних лапах встал.

Был человеку он в шагах подобен,
ведь так уверенно он сделал их вперед.
Свести с ума, его шаг был способен.
Ведь тот, к кому ведет он, вмиг умрет.

Зверь пасть свою ужасную раззявил,
огромных, обнажая блеск клыков.
И лапы страшные передние расставил,
чем разогнал испуганных волков.

Они визжали и униженно стелились.
И это был исконный древний страх.
Они давно пред зверем преклонились,
что поселился в этих проклятых местах.

Других два зверя следуя примеру,
издали адский рев, и встали на дыбы.
Во все хорошее благую руша веру,
пошли за жертвами своей кровавой мзды.

И вот сейчас, на грани казни лютой,
решил возница - смерти есть предел.
И хоть всю душу страхами опутай,
не хочет больше ждать такой удел.

С чудовищ близких взгляд не опуская,
он тихо с козел сполз, на землю встал.
Он понял, что на тварей невзирая,
спасать себя - тот самый миг настал.

Стараясь не дышать, не шевелиться,
склонился вниз, достав блеснувший нож.
- “Не ведаю, что здесь должно случиться,
ведь от судьбы в итоге не уйдешь”.

- “Но я попробую прервать ее знаменья,
спасти себя от проклятых клыков.
А если нет - в последние мгновенья,
пистоля выстрел спрячет от врагов”.

С такими мыслями он упряжь перерезал
у правой лошади, лежащей на земле.
И все ремни ее державшие отрезал,
затем толкнул, навстречу лунной мгле.

Она, тотчас почувствовав свободу,
пытаясь встать, каталась на снегу.
Утехой, ставши дьявольскому сброду,
должна была достаться их врагу.

Кольцом ее вмиг волки окружили,
напасть самим, боявшись наперед.
Ведь службу лишь убогую служили,
под гнетом у безжалостных господ.

И зверь, что был, всех к экипажу ближе,
на лошадь бросился, к земле ее прижав.
Хрипела лошадь в снежной грязной жиже.
Пыталась вырваться, вдруг жалобно заржав.

Заржала криком жалким. Душу поразила,
вложив туда всю боль, тоску и страх.
И хоть судьба ему, тем самым же грозила,
прицелиться пытался он впотьмах.

Не смог сдержать людское сострадание,
потратил то, что для себя хранил.
Прервав испуг и страшные страдания,
последним выстрелом ее он пристрелил.

Вторая чувствуя, что сброшена обуза,
пугаясь выстрела, что рядом прозвучал,
без пары сдернула двойную тяжесть груза.
И экипаж помалу верный ход набрал.

Бежал возница, в упряжь сам впрягаясь,
тянул что было сил, чтоб ей помочь.
По-прежнему под смертью оставаясь,
хотел уйти от страшной смерти прочь.

Дыханье хриплое до ужаса боялся
услышать прямо за своей спиной.
Удара ждал и весь буквально сжался,
познавши тайну темноты ночной.

Но знать он под звездой своей родился,
той самой главной, что дарует чудеса.
Тянул до судорог, а экипаж катился.
Видать за смелость воздавали небеса.

И лошадь тоже, видя его рядом,
что было сил, тянула с ним вдвоем.
Глаза косила вниз безумным взглядом.
- “Давай родимая! Давай, авось уйдем”!

Задал колесам он разгон приличный,
взялась лошадка резвым ходом в путь.
Лишь удвоенье тяжести привычной,
мешало ей, что было сил рвануть.

И перед тем, как скрыться в темной дали,
картину страшную узрел, взглянув назад.
Три черных тени там, его коня терзали,
и диск луны взирал на сущий ад.

Погони не было, ведь жизнь они забрали,
за ним погнаться сразу, помешала кровь.
Сейчас плоть жертвы жадно пожирали,
за новой жертвой чтоб помчаться вновь.

И только жалкий, маленький в сравнении,
один лишь волк из стаи все за ним бежал.
Остановился вдруг в унылом сожалении,
весь сгорбился и рабски хвост поджал.

Его добыча удалялась безвозвратно,
судьба от страшной смерти их спасла.
Не стал преследовать и повернул обратно,
объедков ждать с хозяйского стола.

Еще услышал он два раза рев далекий,
но лес таинственный его уже сокрыл.
Взор распознал полей простор широкий,
а тот, огни жилья во тьме ему открыл.

В деревне приняли радушно и душевно,
ему и лошади даря покой и кров.
А так, была бы участь их плачевна,
безвестно сгинуть от чужих клыков.

Но было много в той деревне странных,
в глаза бросавшихся особенных примет.
Железные решетки на оконных ставнях,
засовы на дверях, каких прочнее нет.

Взгляд путника их все узрел мгновенно,
когда хозяин добрый посадил за стол.
Хозяйка ужин скромный подала смиренно,
прикрыв в углу ружья потертый ствол.

Сидел хозяин молча. Не пытал допросом.
И видно было, что он сам давно все знал.
Возница же решил донять вопросом,
скуп на слова хозяин был, но рассказал:

- “Что за деревня там, в лесу, конечно знаем.
Сгорела ночью как-то, много лет назад.
Туда не ходим мы, и пришлых не пускаем”,
- в глаза не глядя, он скрывал свой взгляд.

- “Ты лучше помолись, что жив остался
такое нынче редкость в тех местах.
Видать, ты в страшный час не растерялся,
для волчьей стаи трапезой не став”.

-“Как здесь живем мы, спрашивать не надо.
Живем во страхе вечном. А куда идти?
Молитвы праведной пока крепка преграда,
они не раз пытались сквозь нее пройти“.

- “Кто это был такой, я тоже не отвечу.
Хотя понятно, что всем правит сатана.
Скажу лишь, что их ждем не каждый вечер,
а лишь в ту ночь, когда полна луна”.

Из-за стола встал он, заканчивая ужин,
- “Ложись-ка, спи. Сегодня не придут”.
Возница в свои думы был погружен,
- “Как дернул черт мне оказаться тут”?

- “Как посмотрю я, парень ты бывалый”,
- хозяин пальцем на пистоли указал.
Осталось только два их, на руке беспалой.
Увидел взгляд, - “Вот в схватке потерял”.

- “Ну-у, видно волки горя там хлебнули.
с таким оружием прошел ты напролом.
Для тех других, сменить бы тебе пули,
ведь тех других, брать надо серебром”.

- “Ночь пережди и дуй как можно дальше,
забудь, что видел и живи как жил”,
- в его словах не чувствовалось фальши.
Он честен был и правду говорил.

Постель ему на лавке постелили.
Он лег туда уставший – только б лечь.
И перед сном, как свечи затушили,
уж засыпая, вновь услышал речь:

- “Да, в той деревне люди все пропали,
пожар утих, и нет там никого.
Мы их три дня по всем лесам искали,
нашли лишь кровь и больше ничего”.

Наутро встал и вновь пустил в дорогу,
купив кобылу у приветившей семьи.
Поехал дальше, удаляясь понемногу,
от злого места с добрыми людьми.

Через два дня был в городе уездном,
куда давно свой тяжкий путь держал.
Был обязателен он в ремесле полезном,
сдал почты груз и вновь наряда ждал.

Нашел ломбард с залоговой посудой,
на вес купил в нем, ложек дорогих.
И самому сейчас, казалось лишь причудой,
то, что решился изготовить он из них.

Пришел в салон, где мастер оружейный
пуль самых разных, выбор предложил.
Их отодвинул он назад руки движеньем,
достал все ложки и на стойку положил,

- “Вы вот из этого мне восемь пуль отлейте.
пускай на случай всякий, будут под рукой.
И в ремесле своем металла не жалейте,
а вдруг спасут они меня во тьме ночной”.

Поднес к глазам их оружейник старый,
хотел на пробу повнимательней взглянуть,
- “Теперь я вижу – Вы стрелок бывалый,
охоты праведной уже познали суть.

- “Я просьбу выполню, и Вы не беспокойтесь,
налью Вам пуль для проклятых сердец.
Все твари грешные навеки упокойтесь,
с таким оружием наступит ваш конец”.

- “Я Вам скажу – не ждал таких заказов,
сейчас не помнят люди, власти серебра.
Вы берегите их не для пустой проказы,
а для борьбы святой на стороне добра”.

Возница лавку через час покинул,
неся в кармане горсть чужих смертей.
А завтра в путь, как он уже прикинул,
опять хлебнуть неведомых страстей.

Наутро рано, до света поднялся,
собрал поклажу всю, проверил экипаж.
Скорей уехать он теперь старался,
дорожной гонки вновь пришел кураж.

Перекрестил лошадок, сел и начал выезд,
- “Скорей в дорогу прочь из этих мест.
Мои хорошие, ведь нас Господь не выдаст.
А коль не выдаст, так никто не съест”.