Как ни переиначь, ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​
​в недосказанность странно оглохших, ослепших кварталов, ​ ​ ​ ​
выхожу я встречать, их покорную ватность один на один…​ ​ ​ ​
​ ​ В их случайно разбуженный плач,
в шум дождя, в шум колёс, в рокотанье металла,​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ -
​ сквозь впитавшую ночь, беспросветность тяжёлых гардин.​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​
​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​
​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ Ожидая ответ, ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​
​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​в чем причина и смысл тяготенья. Просто, как такового, без яблок, планет и камней, ​ ​ ​
​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ в теплый плед​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​
​завернувшись брожу обезличенной тенью по далекой, как сон, невесомой, прозрачной Луне.​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​

​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ Не умея звучать,​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​
​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ переливом сиреневой ноты,​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​
​ ​ свет, запутавшись в паузах тёплых кирпичных тенёт,​ ​ ​ ​ ​ ​ ​
​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ начнёт тихо качать, ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​
​ ​ ​ ​ ​ теплом тысяч сердец безнадёжно набухшие, соты,​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​
​ ​ пить, хмелея, их странный, настоянный судьбами мёд.​ ​

​ ​ ​ ​ ​ Всё зальёт светопад
​ ​ ​ ​ ​ сквозь ослепшую ночью прозрачность стекла.
Тронет руки, подушки, заденет уснувший рояль…
​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ Весь дневной маскарад,
книжки, карты, посуду... Зальёт, обнажит догола.
Но, смутившись, набросит на всё голубую вуаль...

​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​ ​