Я должен был бы умереть известным гением,
а умру одиноко в унылом хосписе,
пожилые санитарки не поинтересуются моим мнением,
и никто не заплачет, что ж ты Господи.
В не привычно небольшом помещении
станут влажными от пота простыни,
и я стану инструментом измерения
для статистики, ну как так Господи.
После себя оставлю лишь хлопоты
близким и тем, кто знаком был косвенно.
Напоследок увижу в белом людей, словно роботы
и закрою глаза, вот же Господи.
И простуженным вечером или утром хмурее хмурого
без прощания и всякой робости
меня вынесут к свету всего понурого
и оставят одного. Здравствуй, Господи.