Брели паломники сирые
в Мекку

по серой Сирии.
Скрюченно и поломанно
передвигались паломники,
от наваждений

и хаоса —
каяться,

каяться,

каяться.
А я стоял на вершине
грешником

нераскаянным,
где некогда -

не ворошите! —
Авель убит был Каином.
И — самое чрезвычайное
из всех сообщений кровавых,
слышалось изначальное:
"Каин,

где брат твой, Авель?"
Но вдруг —

голоса фарисейские,
фашистские,

сладко-злодейские:
"Что вам виденья отжитого?
Да, перегнули с Авелем.
Конечно, была ошибочка,
но, в общем-то, путь был правилен..."
И мне представился каменный
угрюмый детдом,

где отравленно
кормят детёныши Каиновы
с ложечки ложью —

Авелевых.
И проступает,

алая,
когда привыкают молчать,
на лицах детей Авеля
каинова печать.
Так я стоял на вершине
меж праотцев и потомков
над миром,

где люди вершили
растленье себе подобных.
Безмолнийно было,

безгромно,
но камни взывали ребристо:
"Растление душ бескровно,
но это —

братоубийство".

А я на вершине липкой
стоял,

ничей не убийца,
но совесть

библейской уликой
взывала:

"Тебе не укрыться!
Свой дух растлеваешь ты ложью,
и дух крошится,

дробится.
Себя убивать —

это тоже братоубийство.
А скольких женщин

ты сослепу
в пути растоптал,

как распятья,
Ведь женщины —

твои сестры,
а это больше,

чем братья.
И чьи-то серые,

карие
глядит на тебя

без пощады,
и вечной печатью каиновой
ко лбу прирастают взгляды...
Что стоят гусарские тосты
за женщин?

Бравада, отписка...
Любовь убивать —

это тоже братоубийство...»

Я вздрогнул:

"Совесть, потише...
Ведь это же несравнимо,
как сравнивать цирк для детишек
с кровавыми цирками Рима".

Но тень измождённого Каина
возникла у скал угловато,
и с рук нескончаемо капала
кровь убиенного брата.

"Взгляни —

мои руки кровавы.
А начал я с детской забавы.
Крылья бабочек бархатных
ломал я из любопытства.
Всё начинается с бабочек.
После —

братоубийство".

И снова сказала,

провидица,
с пророчески-горькой печалью
совесть моя —

хранительница
каиновой печати:
"Что вечности звёздной, безбрежной
ты скажешь,

на суд её явленный?
"Конечно же, я не безгрешный,
но, в общем-то, путь мой правилен"?
Ведь это возводят до истин
все те, кто тебе ненавистен,
и человечиной жжёной
"винстоны" пахнут

и "кенты",
и пуля,

пройдя сквозь Джона,
сражает Роберта Кеннеди.
И бомбы землю пытают,
сжигая деревни пламенем.
Конечно, в детей попадают,
но, в общем-то, путь их правилен...
Каин во всех таится
и может вырасти тайно.
Единственное убийство
священно —

убить в себе Каина!"

И я на вершине липкой
у вечности перед ликом
развёрз мою грудь неприкаянно,
душа

в зародыше

Каина.
Душил я всё подлое,

злобное,
всё то, что может быть подло,
но крылья бабочек сломанные
соединить было поздно.
А ветер хлестал наотмашь,
невидимой кровью намокший,
как будто страницы Библии
меня

по лицу

били...