Пять лет рабочие глотки поют,
века воспоет рабочих любовь —
о том,

как мерили силы

в бою —
с Антантой,

вооруженной до зубов.
Буржуазия зверела.

Вселенной мощь —
служила одной ей.
Ей —

танков непробиваемая толщь,
ей —

миллиарды франков и рублей.
И,

наконец,

карандашей,

перьев леса́
ощетиня в честь ей,
лили

тысячи буржуазных писак —
деготь на рабочих,

на буржуев елей.
Мы в гриву хлестали,

мы били в лоб,
мы плыли кровью-рекой.
Мы взяли

твердыню твердынь —

Перекоп
чуть не голой рукой.
Мы силой смирили силы свирепость.
Избита,

изгнана стая зве́рья.
Но мыслей ихних цела крепость,
стоит,

щетинит штыки-перья.
Пора последнее оружие отковать.
В руки перо берем.
Пора —

самим пером атаковать!
Пора —

самим защищаться пером.
Исписывая каракулью листов клочья,
с трудом вытягивая мыслей ленты, —
ночами скрипят корреспонденты-рабочие,
крестьяне-корреспонденты.
Мы пишем,

горесть рабочих вобрав,
нас затмит пустомелей лак ли?
Мы знаем:

миллионом грядущих правд
разрастутся наши каракули.
Враг рабочим отомстить рад.
У бюрократов —

волнение.
Сыпет

на рабочих

совбюрократ
доносы

и увольнения.
Видно, верно бьем,

видно, бить пора!
Под пером

кулак дрожит.
На мушку берет героя пера.
На героя

точит ножи.
Что ж! —

и этот нож отведем от горл.
Вновь

согнем над письмом плечища.
Пролетарский суд

кулака припер.
И директор

«Правдой» прочищен.
В дрожь вгоняя врагов рой,
трудящемуся защита дружья,
да здравствует

красное

рабочее перо —
нынешнее наше оружие!