Я видел смерть; она в молчанье села
У мирного порогу моего;
Я видел гроб; открылась дверь его;

Душа, померкнув, охладела...

Покину скоро я друзей,

И жизни горестной моей

Никто следов уж не приметит;

Последний взор моих очей

Луча бессмертия не встретит,
И погасающий светильник юных дней

Ничтожества спокойный мрак осветит.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Прости, печальный мир, где темная стезя

Над бездной для меня лежала —
Где вера тихая меня не утешала,

Где я любил, где мне любить нельзя!

Прости, светило дня, прости, небес завеса,
Немая ночи мгла, денницы сладкий час,
Знакомые холмы, ручья пустынный глас,

Безмолвие таинственного леса,

И все... прости в последний раз.

А ты, которая была мне в мире богом,
Предметом тайных слез и горестей залогом,
Прости! минуло всё... Уж гаснет пламень мой,

Схожу я в хладную могилу,

И смерти сумрак роковой
С мученьями любви покроет жизнь унылу.

А вы, друзья, когда, лишенный сил,

Едва дыша, в болезненном боренье,

Скажу я вам: «О други! я любил!..»

И тихий дух умрет в изнеможенье,

Друзья мои,— тогда подите к ней;

Скажите: взят он вечной тьмою...
И, может быть, об участи моей
Она вздохнет над урной гробовою.