До рассвета поднявшись, перо очинил

Знаменитый Югельский барон.
И кусал он, и рвал, и писал, и строчил

Письмецо к своей Сашеньке он.
И он крикнул: «Мой паж!.. мой малютка!.. скорей!..

Подойди!.. что робеешь ты так!»
И к нему подошел долговязый лакей,

Тридцатипятилетний дурак.
«Вот!.. возьми письмецо ты к невесте моей

И на почту его отнеси!
И потом пирогов, сухарей, кренделей —

Чего хочешь, в награду проси!»
— «Сухарей не хочу и письма не возьму,

Хоть расплачься, высокий барон,
А захочешь узнать, я скажу почему,

Нет!.. уж лучше смолчать», — и поклон.
«Паж!.. хочу я узнать!..» — «Нет!.. позволь мне смолчать!..»

— «Говори!» — «За невестой твоей
Обожателей рать кто бы мог сосчитать?

И в разлуке ты вверился ей!
Не девица ль она?.. и одна ли верна?

Нам ли думать: на Севере, там,
Всё вздыхает она, одинока, бледна;

Нам ли веровать женским словам?
Иль один обольщен, изумлен, увлечен

Ты невестою милой своей?

Нет! высокий барон, ты порой мне смешон,

И письма не отправлю я к ней!»
Рассмеялся барон — так уверен был он.

«Ты малютка, мой паж молодой!
Знай!.. ты сам ослеплен! Знай! у северных жен

Не в размолвке обеты с душой!
Там девица верна, постоянна жена.

Север силой ли только велик?
Жизнь там веры полна, счастья там сторона,

И послушен там сердцу язык!
Мелких птиц, как везде, нет в орлином гнезде,

Там я выбрал невесту себе,
Не изменит нигде; ей, как вечной звезде,

Ей вверяюсь, как самой судьбе!
Так!.. снегов в стороне будет верною мне!»

Паж невольно барону внимал,
И без слов, в тишине, он сознался в вине

И на почту с письмом побежал!