Вот и больница. Светя, показал

В угол нам сонный смотритель.
Трудно и медленно там угасал

Честный бедняк сочинитель.
Мы попрекнули невольно его,

Что, заблуждавшись в столице,
Не известил он друзей никого,

А приютился в больнице...

"Что за беда,- он шутя отвечал:-

Мне и в больнице покойно.
Я всё соседей моих наблюдал:

Многое, право, достойно
Гоголя кисти. Вот этот субъект,

Что меж кроватями бродит -
Есть у него превосходный проект,

Только - беда! не находит
Денег... а то бы давно превращал

Он в бриллианты крапиву.
Он покровительство мне обещал

И миллион на разживу!

Вот старикашка-актер: на людей

И на судьбу негодует;
Перевирая, из старых ролей

Всюду двустишия сует;
Он добродушен, задорен и мил

Жалко
- уснул (или умер?) -
А то бы верно он вас посмешил...

Смолк и семнадцатый нумер!
А как он бредил деревней своей,

Как, о семействе тоскуя,
Ласки последней просил у детей,

А у жены поцелуя!

Не просыпайся же, бедный больной!

Так в забытьи и умри ты...
Очи твои не любимой рукой -

Сторожем будут закрыты!
Завтра дежурные нас обойдут,

Саваном мертвых накроют,
Счетом в мертвецкий покой отнесут,

Счетом в могилу зароют.
И уж тогда не являйся жена,

Чуткая сердцем, в больницу -
Бедного мужа не сыщет она,

Хоть раскопай всю столицу!

Случай недавно ужасный тут был:

Пастор какой-то немецкий
К сыну приехал - и долго ходил...

"Вы поищите в мертвецкой",-
Сторож ему равнодушно сказал;

Бедный старик пошатнулся,
В страшном испуге туда побежал,

Да, говорят, и рехнулся!
Слезы ручьями текут по лицу,

Он между трупами бродит:
Молча заглянет в лицо мертвецу,

Молча к другому подходит...

Впрочем, не вечно чужою рукой

Здесь закрываются очи.
Помню: с прошибленной в кровь головой

К нам привели среди ночи
Старого вора
- в остроге его

Буйный товарищ изранил.
Он не хотел исполнять ничего,

Только грозил и буянил.
Наша сиделка к нему подошла,

Вздрогнула вдруг - и ни слова...
В странном молчаньи минута прошла:

Смотрят один на другова!

Кончилось тем, что угрюмый злодей,

Пьяный, обрызганный кровью,
Вдруг зарыдал - перед первой своей

Светлой и честной любовью.
(Смолоду знали друг друга они...)

Круто старик изменился:
Плачет да молится целые дни,

Перед врачами смирился.
Не было средства, однако, помочь...

Час его смерти был странен
(Помню я эту печальную ночь):

Он уже был бездыханен,
А всепрощающий голос любви,

Полный мольбы бесконечной,
Тихо над ним раздавался: "Живи,

Милый, желанный, сердечный!"
Всё, что имела она, продала -

С честью его схоронила.
Бедная! как она мало жила!

Как она много любила!
А что любовь ей дала, кроме бед,

Кроме печали и муки?
Смолоду - стыд, а на старости лет -

Ужас последней разлуки!..

Есть и писатели здесь, господа.

Вот, посмотрите: украдкой,
Бледен и робок, подходит сюда

Юноша с толстой тетрадкой.
С юга пешком привела его страсть

В дальнюю нашу столицу -
Думал бедняга в храм славы попасть -

Рад, что попал и в больницу!
Всем он читал свой ребяческий бред -

Было тут смеху и шуму!
Я лишь один не смеялся... о, нет!

Думал я горькую думу.
Братья-писатели! в нашей судьбе

Что-то лежит роковое:
Если бы все мы, не веря себе,

Выбрали дело другое -
Не было б, точно, согласен и я,

Жалких писак и педантов -
Только бы не было также, друзья,

Скоттов, Шекспиров и Дантов!
Чтоб одного возвеличить, борьба

Тысячи слабых уносит -
Даром ничто не дается: судьба

Жертв искупительных просит".

Тут наш приятель глубоко вздохнул,

Начал метаться тревожно;
Мы посидели, пока он уснул -

И разошлись осторожно...